Девять дней назад не стало выдающегося российского филантропа Дмитрия Зимина. С благодарностью вспоминаем все, что он сделал для поддержки гуманитарного знания в нашей стране: по просьбе «Горького» текст памяти Дмитрия Борисовича написал Иван Давыдов.

Раза, кажется, два мне довелось участвовать в дискуссиях, где среди спорщиков был и Дмитрий Борисович Зимин. Обсуждали книги, которые, естественно, свет увидели не без его поддержки. Странно звучит это «естественно», да. Что же тут естественного? Довольно удивительно, что богатый человек тратил собственные деньги таким образом. От богатых ждешь другого. Яхты, рыбки, аквадискотеки, весь этот вот недоступный мир неутихающего веселья.

Не стану врать — ни в какие особенные бездны мы в ходе тех бесед не погружались и особенных высот тоже не достигали. Обыкновенные разговоры о судьбах родины, о чем же еще. О печальном прошлом и немного о будущем, тоже, видимо, печальном.

И меня вот лично не сами эти разговоры поразили, — давно живу и много слышал я подобных разговоров, чего уж, — а как раз Зимин. Всегда есть какая-то опаска, знаете, — отчего бы теперь и не признаться: человек, который дает другим деньги, может вести себя по-разному. Может, например, смотреть на умников, как скучающий барин на актеров собственного крепостного театра. Произносить какие-нибудь тоскливые глупости время от времени с важным видом. Может ведь? Еще как может. И обязательно найдется среди умников кто-нибудь, кто станет лебезить и восхищаться, и сделается от этого так неловко...

И совсем не в том дело, что его теперь с нами нет и нужно, соблюдая приличия, сказать какие-нибудь обязательные слова. Нет, поверьте, я как раз случайный знакомый, сторонний наблюдатель, и просто честно делюсь впечатлениями. Он был совсем уже старенький, маленький, легкий. Да, так, «легкий» здесь — ключевое. В этих спорах каждому хочется высказаться, а он явно хотел слушать. Ему интересно было учиться и понимать, это бросалось в глаза. Ни время, ни жизненный успех ничего в нем не сломали, он легко открывался для чужого знания, легко включался в разговор и так же легко отступал, если чувствовал, что слова оппонента сейчас важнее. Это редкое умение, немногие им владеют. Я вот за себя не уверен.

Черт, не умею я в некрологи, слова какие-то не те, но раз уж взялся.

Не стану повторяться, описывая жизненный путь Дмитрия Борисовича. Это многие сделали уже, и хорошо, что сделали, и главное — лучше сделали, чем я бы смог. Расскажу вместо перечисления свершений и регалий одну историю. В 2015 году фонд «Династия», созданный Зиминым, объявили иностранным агентом. «Династия» издавала научно-популярные книги, делала кучу разных образовательных программ для учителей и молодых ученых. Ну, что-то вроде попытки удержать хотя бы на краю болота страну, которая, мечтая об особом пути, в самое обыкновенное болото как раз и лезет.

Зимин обиделся и решил закрыть свой фонд. Это выглядело даже немного наивно как-то: или до того непонятно было, где живем и что за это бывает? Но ведь даже эта наивная обида что-то хорошее о нем говорит. Понять легко: ты тратишь деньги и время (свои деньги и свое время, которого явно не много осталось), чтобы сделать что-то очевидно нужное. В стороне от политики, не там, где кипят страсти, там, где вроде бы нет почвы для упреков и обвинений: даже и наше нынешнее государство, при всей его милой специфике, не рискнет, пожалуй, вслух утверждать, что книги, помогающие что-то понять в современной науке, — штука ненужная и вредная. И за эту работу тебя чуть ли не во враги народа записывают. Хотя почему «чуть ли»? Так оно все и есть, ни для чего больше этот ярлык не нужен.

Я работал тогда в журнале The New Times. И мы стали думать, как бы на это событие отреагировать. Все-таки шесть лет назад это было в новинку, Минюст еще не вошел во вкус, списки иноагентов обновлялись редко. Можно написать текст, это понятно, в сто сорок пятый раз объяснить, чем наш закон об иноагентах отличается от американского, разбавить праведным гневом... Можно, даже легко, когда рука набита, но как-то это... Не нужно, что ли, не про то? И мы решили просто взять и рассказать про книги, которые делала «Династия». Короткая вводка о том, что собственно произошло, и потом — обложки и аннотации. Десятки книг, которые больше никто, наверное, и не взялся бы издавать.

До сих пор думаю, что это было правильное решение: можно какие угодно лепить ярлыки, оскорблять человека в отместку за добро, которое он имеет наглость делать, не спросясь начальства, можно довести до закрытия фонд, но книги-то уже никуда не денутся. У меня на полках есть, и у вас, наверное, на полках есть.

Обычные, то есть, выражаясь проще, бедные люди плохо понимают богатых. Самый частый и, наверное, естественный вопрос, который хочется богатому задать: «Зачем тебе столько? Куда их девать-то? Солить? Мне бы твои мильоны, уж я бы лег бы на диван, да и не вставал больше. Это ли не счастье?»

Дмитрий Борисович Зимин — не главный, кстати, из российских богачей, далеко не самый богатый — нашел свой ответ. Можно, оказывается, вот так: можно тратить деньги на то, чтобы поддерживать интеллектуальную жизнь в стране. Странно звучит, удивительно, но можно. Если бы рассказал кто, я бы, наверное, не поверил, однако я сам это видел. Можно раздавать гранты, премии, можно издавать книги. Поперек воли начальства — начальство ведь совсем не против благотворительности, но оно хочет всюду лезть и само решать, кому и как помогать, кому нужнее. Без прицела на то, чтобы украсть и слегка подзаработать — как у себя украдешь? Просто отдавать, делая то, что считаешь правильным. Помогать другим учиться и понимать, самому — до последнего — учиться и понимать.

Похоже, мне не хватает слов, чтобы это все объяснить, хотя мысль кажется простой. Но ведь это чудо. Для той России, которая вокруг сама собой как-то получилась, Зимин был невозможным человеком. Но был же. На наше счастье — эта оговорка нужна, — он такой не один, но он сделал много.

И еще я думаю: в наше цифровое время была какая-то своя правильность в ставке на бумажные книги. Оцифрованная вечность — короткая вечность, оказывается, до первого каприза Роскомнадзора. Люди тоже кончаются. Книги остаются. За все спасибо, Дмитрий Борисович, но за книги — отдельное.

Дописал и подумал: но книги ведь можно жечь. Высока вероятность того, что мы как раз в этом направлении движемся и ждать осталось недолго. А Зимин, как мог, мешал идти туда, где из книг складывают костры.