1. На портале «Арзамас» появился новый курс «Как читать русскую литературу»: четыре лекции филолога Игоря Пильщикова о том, как влияют на понимание классического текста детали — например, такие слова у Пушкина, как «dandy», «педант», «облучок» и даже «пень» (за пень во время дуэли становится слуга Онегина, и мы как-то не задумываемся о том, что это странное укрытие, а между тем пнем во времена Пушкина именовался не короткий обрубок, а целый ствол дерева). Кроме того, есть несколько дополнительных учебно-развлекательных материалов; особое внимание — на 14 ироничных инструкций «Как написать русскую литературу», благодаря которым легко выделить важные особенности классических текстов.
2. Инди-издательство «Белое яблоко», выпускающее переводы важнейших трудов о популярной культуре, к российскому «Комик-кону» издает «Понимание комикса» Скотта Макклауда. Это фактически научно-популярное исследование о комиксах — причем выполненное именно в формате комикса. «Медуза»*СМИ, признанное в России иностранным агентом и нежелательной организацией публикует фрагмент из книги в переводе совладельца магазина «Чук и Гик» Василия Шевченко, а также интервью с автором, рассказывающим о своей работе и о переломном моменте, когда комиксы признали частью серьезной культуры: этим моментом стало присуждение Пулитцеровской премии «Маусу» Арта Шпигельмана.
3. На «Кольте» — тонкое, удивительное эссе поэта Владимира Аристова «Тополь Мандельштама». В годы воронежской ссылки Мандельштам провел лето 1936-го в небольшом городе Задонске (ныне Липецкая область), и перед тем домом, где он жил, стояли два дерева: ива и тополь. Эти деревья попали в его стихи:
Его холмы к далекой цели
Стогами легкими летели,
Его дорог степной бульвар
Как ряд шатров в тенистый жар,
И на пожар рванулась ива,
А тополь встал самолюбиво.
Несколько лет назад Аристов приехал в Задонск и нашел оба дерева: «Так случилось, что у меня в руках была книжка, посвященная великому китайскому поэту Ду Фу... В некоем сентиментальном движении я сорвал по одному листку «той ивы» и «того тополя» и вложил их между страницами книги. Позже я узнал, что у китайских поэтов была традиция при расставании дарить друг другу отломленные веточки именно ивы и тополя, так что листки можно было рассматривать как привет одного поэта другому через пространства и времена». Иву спилили, а от тополя остался только ствол, без ветвей — он и сейчас стоит там, и Аристов предлагает сохранить его как памятник поэту. Дом, в котором жил Мандельштам, кстати, продается.
4. «Бесконечная шутка» Дэвида Фостера Уоллеса до недавнего времени, подобно «Поминкам по Финнегану», оставалась плодом, до которого российские переводчики никак не могли дотянуться. Сочетание самых разных стилей, страсть к деталям, блестящий и почти не передаваемый юмор со множеством отсылок к той части американской поп-культуры, которая русскому читателю малопонятна, пассажи о теннисе и наркотиках — в общем, подвиг для переводчика и недюжинная работа для читателя. В декабре прошлого года автор блога об американской литературе Алексей Поляринов объявил, что вместе с коллегой Сергеем Карповым перевел первые 100 страниц 1100-страничного романа. Поляринов не надеялся, что какое-то издательство этим заинтересуется, — но неожиданно все срослось, и две недели назад стало известно, что в следующем году «Бесконечную шутку» выпустит АСТ. «Афише» Поляринов рассказал, кто такой Уоллес и почему его нужно читать прямо сейчас — возможно, и не дожидаясь перевода.
5. В прошлом выпуске мы давали ссылку на лекцию Владимира Харитонова, который констатировал печальное положение на рынке бумажных книг. В журнале «Секрет фирмы» вышла статья Андрея Бабицкого, опровергающая невеселые для типографий прогнозы: статистика показывает, что дети и подростки по-прежнему предпочитают бумажные издания, и продаются те все лучше; в целом по миру электронные книги заняли около 30% книжного рынка, а в США полностью от бумаги отказались только 6% читателей. При этом российский рынок в тренд не вписывается: у нас (как и указывал Харитонов, на которого Бабицкий тоже ссылается) бумажные книги покупаются все хуже, а вот электронные — на подъеме.
6. Благодаря совместному издательскому проекту Ad Marginem и «Гаража» скоро выйдет еще одна книга Сьюзен Зонтаг (которую наши издатели почему-то упорно именуют Сонтаг) — на этот раз «Болезнь как метафора». Болезнь, боль, страдание были для Зонтаг одной из главных тем для размышления. В «Болезни как метафоре» писательница задумывается о том, каким языком мы описываем заболевания — такие как рак (Зонтаг страдала от рака молочной железы, а умерла от лейкемии) и туберкулез — и как с помощью этого языка неосознанно дискриминируем больных. Некоторые, в том числе бывшие пациенты, с ней не соглашались. «Такие дела» публикуют отрывок из книги, посвященный мифу о туберкулезе как аристократической и романтичной болезни (трактовка прямо противоположная сегодняшней).
7. Если вы интересовались, какие писатели зарабатывают больше всего денег, то вам наверняка попадалось имя Джеймса Паттерсона: это американский автор детективов и триллеров, который вот уже три года подряд возглавляет соответствующий список Forbes. В последний раз его годовой доход оценили в 95 миллионов долларов. В России писателя издавали довольно мало. Так вот, этот Паттерсон на прошлой неделе объявил, что в ноябре выйдет его новый роман под названием «Убийство Стивена Кинга». По сюжету автора «Кэрри», «Темной башни» и «Зеленой мили» преследует маньяк, который разыгрывает ситуации из кинговских романов (здорово, да, — ничего и придумывать не надо), потихоньку подбираясь к самому Кингу. Паттерсон, давний поклонник Кинга, выражал надежду, что его роман мэтру понравится (при этом Кинг в 2009 году называл Паттерсона «ужасным писателем»). Но спустя неделю передумал: роман не будет опубликован, потому что Паттерсон решил «не причинять никаких неудобств» Кингу и его семье. Взамен выйдет роман о «Титанике» — тут-то уж оскорбить некого. Обо всем этом с подробностями можно прочитать в The Guardian.
8. Автор The Millions Томас Финан напоминает, что мы живем в трудные и неспокойные времена, — и поэтому неплохо перечитать военные стихи Уолта Уитмена, составившие книгу «Барабанный бой». Финан пишет, что «Барабанный бой» построен «на противопоставлении видений [будущего] и плоти, устремлений и страдания. Несмотря на все величие замыслов предвоенных Соединенных Штатов, в них была и огромная боль, а мясорубка гражданской войны окрасила ценник за мечту о сохранении Союза в красный и белый цвета, в цвет гангрены». По Финану, экспрессивный лирический субъект Уитмена в своих стихах «не заявляет о своей способности прекратить страдания или избавить страдальцев от боли. Он может выступать только в роли свидетеля». Ближе к концу книги Уитмен заставляет визионерское начало победить, возвращаясь к идеологии равенства — и в смерти, и в жизни:
Слово, высокое как небо!
Прекрасно, что время в конце концов предаст забвению войну и всю ее кровавую баню;
Что руки двух сестер — Смерти и Ночи — снова и снова заботливо умоют запачканный мир;
...Потому что мой враг — такой же божественный человек, как и я, — мертв;
я смотрю, как он лежит с мертвенно-бледным лицом недвижно в гробу;
подхожу ближе, наклоняюсь, и чуть прикасаюсь губами к бледному лицу.
(перевод Виктора Постникова)
9. Lithub публикует отрывок из книги нью-йоркской журналистки и искусствоведа Рэйчел Корбетт, посвященной дружбе Райнера Марии Рильке и Огюста Родена. В этой главе Рильке — 27-летний молодой человек, впервые оказавшийся в Париже и страдающий от творческого кризиса. Он уже познакомился с Лу Андреас-Саломе, уже побывал в России и встретился со Львом Толстым и семьей Пастернаков, уже женился на Кларе Вестхофф — но ему предстояла встреча, изменившая его отношение к искусству. Рильке ехал писать о Родене книгу, а получил не только расположение великого скульптора, но и его дружеские советы: под влиянием Родена рождался новый стиль, новая поэтическая философия Рильке. Книга Корбетт — новеллизованная биография; ее письмо, несомненно, художественная проза. «Рильке был поражен тем, какой простой в понимании Родена была скульптура. Он подходил к бюсту, как ребенок к снеговику: скатывал шар глины и нахлобучивал его на другой шар — получалась голова; затем появлялся разрез рта, а два отверстия глазниц скульптор продавливал большими пальцами. Чем дальше, тем энергичнее работал Роден. Рильке замечал, как художник то и дело кидается к своей скульптуре — так, что половицы под его тяжелой поступью скрипели и стонали». Здорово было бы перевести эту книгу на русский.
10. Нового нобелевского лауреата объявят 13 октября. Среди предполагаемых номинантов уже лет двадцать мелькает имя Боба Дилана. Музыкальный журналист Джеффри Хаймс задумался о том, заслуживает ли Дилан этой награды как поэт. Сначала Хаймс отвечает резко отрицательно: мол, Дилан не чета Шимборской и Транстремеру (согласимся), но затем ставит вопрос иначе: а достоин ли он Нобелевской премии именно как автор песен? И тут уже все не так однозначно: во-первых, считает Хаймс, если уж Шведская академия награждает драматургов, то почему бы не дать премию песеннику? Как автора песен его не затмят ни Рэнди Ньюман, ни Джони Митчелл, ни «переоцененные» Леонард Коэн и Патти Смит. У Дилана, пишет Хаймс, гораздо больше плохих вещей, чем у нобелевского лауреата Шеймаса Хини, но дело тут не в количестве плохого, а в количестве хорошего: по сравнению с Хини Дилан «ниже падает, но зато и выше поднимается». В общем, заключает автор, да, Боб Дилан Нобелевской премии достоин — но, конечно, никогда ее не получит.
11. Больше 80 процентов библиотекарей в Америке — женщины, но главной библиотекой страны (и самой большой в мире) — Библиотекой Конгресса — всегда заведовали мужчины. 14 сентября на этот пост впервые заступила женщина, Карла Хэйден. The New Yorker подробно рассказывает о том, кто она такая. За плечами — долгая карьера: детская библиотека в Чикаго, научная в Питтсбурге, затем управление всей библиотечной сетью Балтимора. 64-летняя Хэйден научилась читать в том году, когда Роза Паркс отказалась уступить место в автобусе белому мужчине. Теперь оригинал открытого письма, которое Паркс разослала в газеты, хранится в желтом конверте в Библиотеке Конгресса, а директор этой библиотеки — женщина-афроамериканка. Во время недавних беспорядков в Балтиморе, которые вспыхнули после очередного убийства чернокожего полицейскими, люди прятались в библиотеке. «На другой день, после долгого спора с сотрудниками, Хэйден велела открыть библиотеку. В последнюю минуту, перед тем как отправиться в библиотеку на Пенсильвания-авеню, чтобы быть со своими подчиненными, Хэйден позвонила матери, не зная, не получит ли она от нее выволочку. Мама лишь дала простой совет: „Захвати воду и салфетки”. В экстремальных ситуациях, объясняет Хэйден, в библиотеках часто устраивают раздаточные пункты самого необходимого — поэтому стоит принести воду. А салфетки? „Ну, салфетки всегда нужны”».
12. В The National Book Review Мэйделин Доби хвалит новую книгу Элис Каплан об истории создания «Постороннего» Альбера Камю. Каплан, профессор Йельского университета, ищет ключи к «Постороннему» «не только в дневниках и письмах Камю, но и в популярных книгах и фильмах того времени». Перед нами подробнейшее описание жизни Камю в период работы над его самым известным романом. Автор даже пытается добраться до реального случая, который вдохновил писателя на сцену преступления Мерсо, убивающего безымянного араба. Судя по всему, Каплан удалось этого самого араба найти и назвать по имени.