Представить человеческое существование без боли довольно трудно — а главное, непонятно, есть ли вообще в этом смысл. В конце концов, боль ведь дана нам не для того, чтобы делать нашу жизнь еще хуже и сложнее, чем она есть. Правда, сегодня трансгуманисты все чаще задумываются над тем, что боль как таковая нам уже не нужна, но так было не всегда — человечество как вид обязано ей очень многим. Эта двойственная природа боли как раз и отражена в заголовке книги британского врача-анестезиолога Абдула-Халика Лалхена, о которой Игорь Перников рассказывает в рамках совместного проекта «Горького» и премии «Просветитель».

Абдул-Халик Лалхен. Боль. Вечный враг, который помогает нам выжить. М.: Альпина Паблишер, 2020. Перевод с английского Елены Чипаниной. Содержание

«Боль не похожа на движение булавки, но она отлично может походить на движения, порождаемые этой булавкой в нашем теле, и представлять эти движения в душе, что она, как я убежден, и делает. Поэтому мы и говорим, что боль находится в нашем теле, а не в булавке», — писал Готфрид Вильгельм Лейбниц в своем главном труде «Новые опыты о человеческом разумении». Вполне понятно, почему феномен боли всегда интересовал человечество: каждый человек осведомлен о ней не понаслышке, без всякой дополнительной помощи вроде литературы или философии: он сталкивается с болью в первые мгновения своей жизни и затем с разной степенью интенсивности переживает ее — душевную или физическую — до самой смерти, которая, согласно ряду религиозных воззрений, отнюдь не уменьшает боль, а только многократно увеличивает ее. Некоторые философские и религиозные учения вообще ставят знак равенства между болью и существованием.

Но не будем продолжать множить метафизические спекуляции относительно боли: лучше обратимся к специалисту, который направил весь свой талант врача и исследователя (а с недавних пор и писателя) на изучение интересующей нас темы. Речь идет об Абдуле-Халике Лалхене — британском враче-анестезиологе, чья книга «Боль. Вечный враг, который помогает нам выжить» не так давно вышла на русском языке в издательстве «Альпина Паблишер».

Итак, в своей книге Лахен рассматривает представления о боли различных народов — от древних египтян до англичан XIX века, — а также делится своим богатым клиническим опытом. Этот опыт не сводится к частным случаям и личным переживаниям автора: Лахен описывает научные представления о боли и социальные феномены, с ней связанные. Тут сразу стоит отметить, что ровная интонация автора, в которой выдержана большая часть книги, может довольно быстро наскучить, особенно если изучение боли с медицинской точки зрения не входит в число ваших профессиональных интересов.

Однако автор всячески старается не дать читателю заскучать — ведь не специализированная литература, в конце концов, для того и пишется. Поэтому из книги мы узнаем про опиумные войны XIX века, про идеи разделения души и тела у философов и про то, как они отражались на представлениях о боли, про совсем недавнюю опиоидную эпидемию в США и про многое другое.

Боль традиционно становится спутницей войны. В этом смысле примечательна история изобретения кетамина — болеутоляющего препарата, одним из побочных эффектов которого были галлюцинации и состояние, похожее на транс. Автор сообщает, что кетамин был синтезирован в 1962 году и широко применялся во время войны во Вьетнаме. Любопытно, что она совпадает с периодом так называемой психоделической революции, немаловажной частью которой было употребление психоделиков. Психоделическая культура того времени подразумевала антивоенный протест, но волей случая театр военных действий также предполагал психоделический опыт, который многие участники пацифистских акций, вероятно, даже не могли себе представить. И это обстоятельство нашло свое отражение в поп-культуре. Поэтому после прочтения книги Абдула-Халика Лалхена некоторые эпизоды таких культовых фильмов, как «Лестница Иакова» или «Апокалипсис сегодня», могут показаться куда более понятными.

«...интубировать дыхательные пути посреди рисового поля, чтобы раненый солдат смог дышать, было невозможно, а кетамин, обезболивая, сохраняет у пациента способность к самостоятельному дыханию и не подавляет гортанные рефлексы, в связи с чем отсутствует опасность аспирации (вдыхания) желудочного содержимого. <...> Он является так называемым диссоциативным анестетиком, при введении которого человек не реагирует на боль, но полностью осознает, что происходит вокруг, — по сути, входит в состояние, похожее на транс».

Болеутоляющим и их социальным эффектам посвящена значительная часть книги, ведь, по замечанию автора, боль породила целую индустрию борьбы с ней. И когда Лалхен говорит о болеутоляющих и наркотиках (большинство из которых были изобретены именно в качестве обезболивающих — как в случае кокаина и героина), повествование часто переходит в социальную публицистику, поскольку, по его утверждению, социальные противоречия так же, как и физические раны, чреваты болью.

Какого рода боль возникает из-за социальных противоречий? Стресс и переутомляемость, перегруженность информацией и депрессия. Отсутствие комплексного решения проблем приводит к борьбе с симптомами, одним из которых, опять же, становится хроническая боль. Для борьбы с ней применяются болеутоляющие, которые вызывают зависимость. Таким образом образуется порочный круг:

«Антрополог Майкл Агар дал героину любопытное описание: он назвал героин идеальным наркотиком для Нью-Йорка — города, где люди постоянно перегружены поступающей информацией. Он сравнивает героин с аудиовизуальной технологией, которая помогает справляться с этим перегрузом, смягчая давление информации и позволяя человеку сконцентрироваться на малой ее части — такой, какую приспособлен и привык воспринимать человеческий мозг. Возможно, именно поэтому пациенты с хронической болью считают, что морфин принимать порой полезно — он притупляет восприятие и отвлекает от происходящего».

Поэтому вместо борьбы с симптомами автор предлагает комплексный подход к работе с пациентами: кроме привычных для врачебной практики вопросов, которые призваны привести врача к постановке диагноза и выбору методов лечения, иногда требуют внимания также психологическое и эмоциональное состояние человека. Например, в ходе научных экспериментов было установлено, что люди в депрессии острее чувствуют боль, поэтому для лучшей работы болеутоляющих пациенту часто прописывают антидепрессанты.

Говоря же непосредственно о боли, Лалхен прибегает к любопытной метафоре:

«Я объясняю, что нервная система работает как автосигнализация, которая срабатывает, потому что кто-то влез в машину, — это острая боль, — а когда машину починили, а грабителей поймали, сигнализация выключается. Но иногда сигнализация срабатывает, даже если в машину никто не лезет, и в данном случае проблема заключается в самой сигнализации. И боль, и громкий звук автосигнализации — это реальные вещи, не придуманные; тем не менее проблема не в механизме, а в том, как функционирует система. К сожалению, в случае хронической боли сигнализацию нельзя выключить, если она сломана, — автовладелец может только научиться контролировать свою реакцию на эти звуки».

В книге приводится несколько примеров заболеваний, симптомами которых является хроническая боль. Среди них — фибромиалгия и КБРС (комплексный регионарный болевой синдромом) или синдром Зудека. Особенностью этих заболеваний является то, что некоторые их симптомы — боль в мышцах и изменение температуры тела — не связаны непосредственно с повреждением тканей, для которых боль выступает сигнализацией, а являются сбоем нервной системы, что часто вводит в заблуждение как врача, так и пациента.

Кроме того, Лалхен пишет, что многие пациенты, часто переживающие боль, склонны к катастрофизации:

«Катастрофизация — это психологическая модель поведения, в рамках которой человек чрезмерно зацикливается на неприятностях, преувеличивает их и чувствует себя беспомощным перед невзгодами, а также крайне негативно воспринимает свое текущее состояние. Высокий уровень катастрофизации и сниженное вследствие этого чувство контроля — важные показатели того, что пациент будет испытывать сильную острую боль или что у него разовьется хроническая боль — это когда она длится дольше, чем „положено”, с медицинской точки зрения. Катастрофизацию можно рассматривать как преувеличенно негативную модель мышления, которая оказывает влияние на испытываемую или ожидаемую боль».

Для борьбы с катастрофизацией автор использует собственный метод работы с пациентами, которым предстоит сложная операция. По его словам, обычно врачи не предупреждают о боли после операции либо говорят, что ее вообще не будет. Поэтому когда человек просыпается после общего наркоза, даже малейший дискомфорт может восприниматься как ужасная боль. Лалхен предпочитает говорить пациентам, что после операции они будут чувствовать боль примерно на 4 из 10 по шкале интенсивности. Подобная тактика негативных ожиданий значительно облегчает восстановлении после операции и помогает пациенту справиться с болью.

В целом книга Лалхена вряд ли может наделить своего читателя исчерпывающими знаниями в такой обширной области, но тем не менее в ней содержится довольно много любопытных фактов и практик. И вполне возможно, что некоторые из них окажутся полезны всем, кто по разным причинам вынужден регулярно сталкиваться с болью и так или иначе испытывать ее. Но даже если ваш интерес носит праздный характер (на что мы искренне надеемся), вы сможете более чем подробно узнать о том, что представляет собой боль с точки зрения компетентного практикующего исследователя, — в случае, если прочтете книгу самостоятельно.